Тютек прислонился всклокоченным пыльным лбом к окну и обреченно смотрел на струи унылого дождя, которые стекали мутными ручьями по стеклу, змеились по тротуарам, проникали в ботинки и за шиворот редких прохожих, заливали первые этажи картонных турецких домов и поселялись промозглой сыростью по углам зданий и душам горожан. В Алании пятый день сплошной беспросветной стеной шел традиционный декабрьский дождь. На душе у Тютька скребли кошки. "Какой тлен, какое разочарование эта ваша Турция, здесь даже отопления нет", - думал облезлый кот, надышав на стекло облачко пара. Заслышав громкий всхрап, Тютек раздраженно дернул покоцанными в уличных битвах ушами, отвернулся от безрадостного серого пейзажа и с недовольным видом спрыгнул с подоконника. С третьей попытки вскарабкавшись на храпящую тушу, он сначала деликатно, а потом все более настойчиво, начал топтаться по жирному загривку спящей без задних ног хозяйки. Наконец, потеряв терпение, мстительный Тютек выпустил когти во вдовий горб и проорал в крупное ухо без мочки: Кахвалты! Зюзя дернулась и ловко схватив шипящего извивающегося Тютька мощным запястьем за шкирку, вышвырнула его в коридор: "Ах ты ж, короста, стара подрiпана ондатра, я тобi зараз дам поснiдати, усе не зъесешь навiть". Зюзела продрала мутные глаза и окончательно проснулась. Тютек с максимально независимым видом сидел на засранном столе и тщательно вылизывал яйца. Через полчаса сожители чинно завтракали бутербродами с салом и чесночной ковбасой и пили каву из разномастной щербатой посуды. Конечно, каву пила только Зюзя, а Тютек ловко тягал с хлеба кружочки ковбасы, но они оба обожали этот ритуал и довольно переглядывались и перемигивались всю трапезу. В темной холодной квартирке, Зюзя постаралась воссоздать знаменитый интерьер и неповторимый вайб одесской дворницкой, украсив ее по периметру дорогими сердцу вещами. В углу стояли поеденные мышами валенки, источавшие аромат мокрого старого пса, на стене висел портрет выцветший Бандеры и венок на голову с выгоревшими разноцветными лентами, у двери располагался календарь со старыми фотографиями и адресами жаб, который смастерил и распечатал Зюзе знакомый турок. Шел турецкий месяц Аралык, шел холодный дождь, шел предпоследний день оплаты долга за аренду, и все, в целом, шло к чертовой матери. Накрасив губы морковной помадой и надев безразмерный леопардовый спортивный костюм, Зюзя вступила в практичные мужские полусапожки, адски вонявшие резиной, и посадив утолившего голод Тютька в парусиновую биркин, решительно выдвинулась из хаты. В Алании стартовала рождественская ярмарка, где можно было продегустировать глинтвейн, горилку, водку, ракию и национальную закусь, смотря к какому стенду прибьешься. Лично Зюзя планировала посетить их все и завязать полезные и питательные связи, как максимум, и напиться до поросячьего визга, как минимум. "Уперед, синку, нас чекають великі справи", -вскричала Зюзела, расточая вокруг себя чесночные миазмы и резво поскакала по лестнице, стараясь успеть до прихода неприятных людей, выколачивающих арендную плату с неплательщиков. Тютек настороженно выглядывал из сумки и каждый раз недовольно жмурился, когда капли аланийского дождя попадали на спутанную шерсть. "Так, мені терміново треба випити", - думала раззадоренная Зюзя. "Так, если она опять напьется, от порта самому мне до дому не дойти, подамся в матросы на корабль, вдруг он поплывет в Одессу", - думал мрачный Тютек |